С радостью сообщаем вам, что давний друг нашей редакции Виталий Павлович Романов сдержал данное обещание и написал свои заметки-воспоминания. В.П. Романов более 40 лет работал в районном здравоохранении, возглавлял тубдиспансер. Мы начинаем публикации отрывков его рукописи.

История здания кинотеатра «Спартак» интересная. Оно построено задолго до революции. Его владельцем был купец не то грек, не то грузин по национальности. Это был амбар, зернохранилище. После революции оно использовалось в качестве склада. Во время немецкой оккупации это была конюшня для лошадей немецкой армии.

После освобождения Темрюка от немецких захватчиков в сентябре сорок третьего года его переделали в кинотеатр, так как это было единственное уцелевшее большое помещение в городе. Здание почистили, подремонтировали, побелили. В землю вкопали несколько рядов столбиков, на них прибили отструганные доски. Получились лавочки без спинок. На них разметили места краской, написали ряды и номера мест, повесили экран, сзади установили один киноаппарат. Люди были довольны и рады такому шикарному кинозалу. Каждый кинофильм демонстрировался в течение недели, и все дни зал был полон зрителей. Мы старались не пропускать ни одной картины, особенно, если кино про войну.

Демонстрировались в основном наши старые картины, но были и американские: «Ураган», «Тетушка Чарлея» (с тем же сюжетом, что и наша «Здравствуйте, я ваша тетя»). Уже после войны зданию придали культурный вид.

До войны зимний кинотеатр дореволюционной постройки располагался на углу улиц Ленина и Кирова в виде буквы «Г». Одна его часть была на улице Кирова. Там был вход, кассы и фойе. Другая часть – по ул. Ленина – зрительный зал. Сидения – стулья. Когда я был малышом, родители часто брали меня с собой в кино. Особенно запомнилось кино про смешного дядю Чарли Чаплина. Кино было немое. Ни одного звука с экрана. У экрана сидел тапер. На баяне он сопровождал фильм музыкой, одному ему понятной. И вдруг в городе сенсация – кино стало звуковым. Народ не поверил слухам. Все повалили в кино, ежедневно полный зал. Во время летних каникул по воскресеньям были детские сеансы. Билет на детский сеанс стоил 10 копеек. Детворы всегда было так много, что однажды под тяжестью зрителей провалился пол в фойе, и мы оказались под полом. К счастью, подполье было неглубоким, и никто не пострадал.

Летний кинотеатр находился в парке имени А.С. Пушкина. Огороженный трехметровым деревянным забором зеленого цвета. Сидениями в нем были простые лавочки. Он был обсажен высокими раскидистыми тополями, на ветках которых рассаживались мальчишки, смотреть бесплатно кино.

Небольшой экскурс в историю.

Темрюк до революции был небольшим купеческим городом. В нем была фабрика по переработке раков. Впоследствии консервный завод; пивоварня – пивной завод до войны; фабрика по обработке хлопка по улице Береговой, разрушенная немцами. Но главной достопримечательностью города был морской порт. Он был одним из основных портов по экспорту пшеницы за границу.

С полей Кубани купцы скупали у хлеборобов пшеницу и в мешках баржами переправляли в Темрюк. Баржи на Кубани причаливали к морскому порту. Грузчики пшеницу в мешках перегружали на морские пароходы, прибывшие из Турции, Греции, Болгарии и других государств. Так кубанская пшеница уплывала за границу. Темрюкский порт был приспособлен к этому идеально. Если в момент приплытия барж, пароходов не было, мешки с пшеницей на временное хранение складывали в амбар, нынешний кинотеатр «Спартак». При появлении заграничных пароходов пшеницу гужевым транспортом перевозили в порт. Как видно, порт давал работу многим людям.

В Замостах на берегу Кубани была балышня (на местном жаргоне). Это цех по переработке красной рыбы в балыки и производству черной икры. Начальником и мастером был грузин. Таких балышень по побережью было несколько. Их хозяин – прасол – жил где-то в центре России. Готовые балыки, икру купцы отправляли по стране.

В городе до революции жило немало богачей: русские, евреи, греки. Они строили добротные особняки, не закрывая их заборами. Помню, на углу улиц Ленина и Красноармейской стоял красивый полутораэтажный дом с белыми ступеньками к парадной двери, балюстрадой и двумя небольшими фигурами лежащих львов у двери. Подобного типа был дом на углу улицы Степана Разина, на месте нынешнего книжного магазина. После революции в первом была поликлиника, а во втором – райком партии. Все особняки были заняты советскими учреждениями, а их владельцы исчезли.

Во время оккупации все эти дома были заняты под немецкие учреждения: городскую управу, полицию, гестапо, штабы, комендатуру и под жилье высоких офицерских чинов. Помимо немецкой полиции в городе была русская полиция. Она находилась в небольшом неказистом доме по ул. Ленина, рядом с разрушенным немцами зимним кинотеатром. После войны в нем до 70­х годов размещалась детская поликлиника. В русской полиции служили темрючане, молодые парни, пошедшие на службу к немцам. Они были вооружены винтовками со штык­ножом. Одеты были в поношенную форму немецких солдат, на левом рукаве нашивка широкой белой ленты. Такова была форма русских полицаев. Немецкая полиция была в черной форме, с пистолетом на левом боку. Мы боялись и тех и других, но больше русских.

Начальником русской полиции был темрючанин, уроженец одной из станиц района. Он любил покрасоваться, разъезжая по улицам города на жеребце, в казачьей форме.

Около здания полиции был большой двор от ул. Ленина до ул. Таманской, нынешний район универмага. На нем немецкие полицаи учили и тренировали русских полицаев. В конце августа 43­го года в этот двор были согнаны жители города мужского пола от 12 до 65 лет под угрозой расстрела всей семьи в случае неявки. Всех собравшихся под конвоем русских полицейских, вооруженных винтовками,  этапировали в порт. Там погрузили в две большие самоходные десантные баржи.

На углу улиц Ленина и Розы Люксембург до и после революции стоял ресторан с красивым фасадом на обе улицы, с окнами в человеческий рост. Владелицей его до революции была женщина богатая. Разрушен при бомбежке города немцами. Сейчас там возвышается стела Таманской армии.

На месте детской школы искусств по ул. Кирова весь квартал занимал магазин с большими окнами-витринами на первом этаже. На втором этаже – жилые комнаты – апартаменты владельцев магазина. После революции в нем тоже был магазин, единственный в городе, в котором продавалась готовая одежда и обувь.

На ул. Таманской стояло большое здание детского дома сирот на месте нынешнего дома № 5. Детей отправили в эвакуацию задолго до захвата города немцами. Немцы разрушили это здание. После ухода немцев в городе осталось только 4 двухэтажных здания: нынешний музей, школа №63, стоящая напротив музея (сейчас ее нет), дом на углу ул. Р. Люксембург и ул. Горького, после войны в нем была районная больница, этого здания тоже нет, и дом на ул. Р. Люксембург, в котором размещались после войны райком партии и райисполком, потом поликлиника, милиция, а сейчас полиция.

В здании по ул. Ленина, 22, в нынешнем Дворце творчества детей и молодежи, до войны был Дом пионеров. Немцы устроили в нем концлагерь для советских военнопленных. Двери, окна замуровали кирпичом и обтянули колючей проволокой. В нем было около сотни узников. Ежедневно их выводили на тяжелые работы по спиливанию и рубке на дрова деревьев в парке и по улицам, разрушению домов, ремонту дорог. После освобождения города в нем организовали клуб. Колючую проволоку сняли, но окна и двери остались замурованными, так как не из чего было сделать окна и двери. У входа со двора по углам повесили керосиновые лампы со стеклянными баночками без донышек вместо ламповых стекол. По субботам и воскресениям в клубе были танцы в полумраке под гармошку. На танцы приходили городские девчата, солдаты и моряки из воинских частей. Свои парни были на войне. В дальнейшем клуб отремонтировали и обустроили. В нем устраивали концерты силами самодеятельности. А в 45-м году поставили оперетту «Свадьба в Малиновке». После кошмарных дней оккупации народ приходил в себя. В этом же клубе судили изменников, служивших немцам.

В здании нынешнего магазина «Вымпел» на ул. Таманской до оккупации был детский сад. Осенью сорок второго в нем организовали православную церковь. Старики обрадовались: «Сразу видно – христиане. Теперь есть, где Богу помолиться». Но радость была недолгой. Весной сорок третьего церковь выгнали, а в здании сделали конюшню для немецкой армии. Старики роптали: «Нехристи. А на бляхах ремней у каждого солдата написано: «Бог с нами», значит, нехристи».

На месте здания ОАО «НЭСК» стояло большое одноэтажное здание с большим залом. Немцы устроили в нем офицерское казино. В нем веселилось офицерье. После изгнания немцев в нем был хлебный магазин.

В середине тридцатых годов город радиофицировали, а на месте ресторана «Маяк» построено два дома: радиоузел и жилой для работников узла. Радиоузел был взорван при отступлении нашей армии, а нежилой дом разрушили немцы.

В здании музея до революции была частная аптека и жилье аптекаря на втором этаже. После революции – государственная аптека, а после освобождения Темрюка – на первом этаже аптека, на втором – районная поликлиника до шестидесятых годов.

До революции и после нее центром города была улица Кирова и прилегающие к ней улицы Ленина, Таманская, Розы Люксембург и расположенные здесь же парк и сквер. В основном на них располагались учреждения городских властей, культуры и особняки богачей. Эта же часть города, улицы, парк, сквер были электрифицированы. По улице Ленина электролампочки на столбах висели от улицы Горького до улицы Свердлова. Проезжая часть улицы была вымощена булыжником, а тротуары вымощены плитками размером 50-70 см из отшлифованного известняка. Но все это было до оккупации и разрушено немцами.

Городской парк занимал площадь от улицы Ленина до улицы Розы Люксембург, в том числе нынешнюю площадь Труда и ДК. В нем было много деревьев, кустов сирени, клумбы цветов, летний кинотеатр. Немцы вырубили все деревья и кусты  и в парке и в сквере. В этом голом поле одиноко стоял на постаменте бюст А.С. Пушкина. Деревья и кусты ушли на дрова для отопления солдатских кухонь и отопление в зимний период немецких учреждений. А когда закончились деревья и телеграфные столбы, немцы принялись за деревянные заборы жителей. Грузовик с солдатами подъезжал ко двору, солдаты ломали забор, грузили в машину и увозили. Помню, мой дедушка бросился умолять солдат не ломать. Солдат его грубо оттолкнул, а другие солдаты весело засмеялись над плачущим стариком.

Нынешний сквер в старину назывался бульваром. В нем отдыхала аристократия. В советское время в нем установили памятник В.И. Ленину. Перед оккупацией памятник спрятали. Русские полицаи разыскивали его, но найти не смогли. Во время оккупации сквер был превращен в немецкое кладбище. На постаменте установили равносторонний крест из черного камня, наверно, мрамора. Убитых привозили с фронта «Голубой линии». В первых рядах около постамента хоронили офицеров, а дальше – солдат. Могилы аккуратные, на каждой – деревянный крест. Перед сдачей города немцы все кресты сняли и отправили в Крым, а на кладбище зашел танк или трактор и сравнял все могилы. После освобождения города памятник Ленину поставили на прежнее место.

Все школы города были дореволюционной постройки. После изгнания немцев их осталось три: №63, №3, №4. Остальные уничтожены немцами. Напротив нынешнего музея стояла школа №63, двухэтажное здание школы-десятилетки такой же архитектуры, как и музей, впоследствии школа №1. Сейчас ее нет. Школа №3 (ныне №14) до революции была каким-то училищем. Школа №4, начальная, была в Замостах. В первых двух были немецкие госпитали, а в Замостах – казарма. Наверное, у немцев не хватило времени их уничтожить.

Школа №13, до революции – мужская гимназия, стояла на том месте, где сейчас в парке туалет. Красивое очень большое трехэтажное здание из красного кирпича, фасадом в парк. Высокие потолки, большие, в рост человека, окна, обрамленные красивым узором, чугунная литая лестница. Крепкое здание не поддавалось ни киркам, ни ломам. Чтобы его сломать, немцы пробивали в стене две дыры, в них затягивали трос, концы которого прикрепляли к грузовику. Грузовик на скорости рывком натягивал трос многократно, стараясь расшатать стену. Так обваливали стены. Кирпичи увозили на дорогу, лестницу демонтировали и куда-то увезли.

Школа №12, бывшая женская гимназия, красивое белое полутораэтажное здание с лестницей из белого мрамора, с балюстрадой, стояла на месте нынешнего детского сада по улице Р. Люксембург. Школу разрушили, лестницу увезли в Германию.

Школа №1 – десятилетка, двухэтажное кирпичное здание, обычной архитектуры, находилось на площади ниже улицы Свердлова. Там не было жилых домов, а только школа-десятилетка и церковь. Церковь разрушили власти до войны, а школу – немцы.

Мощеная булыжником дорога в сторону Голубицкой заканчивалась у нынешней свалки. Дальше шла грунтовая дорога, которая осенью сорок второго и весной сорок третьего превратилась в трясину под тяжестью военной техники.

Вот эту дорогу на Чушку и вымащивали немцы кирпичом из разрушенных ими домов, школ, больницы, кинотеатра.

«Голубая линия», так назвали немцы укрепление, тянувшееся от Черного моря в Новороссийске до Азовского у поселка Светлый путь, по-видимому, была сильным укреплением. Все северные районы Краснодарского края были освобождены в феврале – марте сорок третьего, а Темрюк только в сентябре, после упорных боев. Река Курка была пограничной рекой. Ударами с фронта и десантом с моря 27 сентября 1943 года Темрюк был освобожден, и немцы на несколько дней закрепились в Голубицкой. Темрюк из уютного городка немцами был превращен в деревню. 9 октября сорок третьего года весь район был освобожден от захватчиков.

Весь период оккупации город был наполнен немецкими солдатами и техникой. Одни уходили на фронт, на «Голубую линию», другие приходили с фронта злые и завшивленные. Почти во всех хатах на постое были немцы. В нашей хате постоянно было до двадцати солдат. Мы с мамой занимали самую маленькую комнату, в которой помещались наши кровати и сундук с запасами на зиму из огорода – кукуруза и картошка.

Большую часть картошки забрали немцы, стоявшие в нашей хате, зимой сорок третьего, а потом и весь скот. Немцы хозяйничали в хатах и дворах, забирали скот и всякую живность. После освобождения города редко у кого из жителей остались корова или теленок, кто сумел спрятать. Немцы все съели.

Мне запомнился один немец из горной дивизии «Эдельвейс». У него был небольшой аккордеон. Он хорошо играл и пел немецкие песни. Когда я подходил послушать, он, ехидно улыбаясь, пел русскую на немецком языке: «Вольга, Вольга, мутер Вольга, Вольга гроссер дойчланд флюс». Это значит «Волга, Волга, мама Волга, Волга великая немецкая река». Мы тогда еще не знали, что под Сталинградом немцы потерпели сокрушительное поражение. Он, наверное, тоже не знал.

После освобождения города, школы №3 и №63 были вновь заняты под госпитали раненых советских солдат. Но уже в октябре сорок третьего года  была организована школа в одном из нежилых домов по улице Октябрьской. В ней учились шесть классов с пятого по десятый. В доме было три комнаты. В одной из них учительская, в двух других – учебные классы. Учились в три смены по два класса в смену. Третья смена  занималась в вечернее время до 23 часов при освещении керосиновыми лампами. На них вместо ламповых стекол были простые пол-литровые баночки без донышек. В классе был один сколоченный из досок стол. За ним помещалась половина учеников. Другая половина сидела на табуретках и скамейках, принесенных из дома. Писали на коленях. Домашние задания выполняли на оберточной бумаге или на старых книгах. У каждого были две настоящие тетради, купленные втридорога на рынке. Одна – для контрольных работ по математике, другая – для диктантов и сочинений.

У каждого была своя чернильница в мешочке. Чернила делали из химического карандаша, тоже купленного на рынке. Учитель сидел за тумбочкой. Писали перьевыми ручками.

Мы были полуголодные, плохо одетые, выросшие из своей прежней одежды. У многих были штаны и юбки, пошитые матерями из ношеного армейского обмундирования, даже у некоторых из немецкого. Зимой одетые в стеганые ватные фуфайки. Мы не стеснялись нашей бедности.

Были рады тому, что вновь встретились в школе после полуторагодичного перерыва. Радовались,  что мы остались живы. Радовались, что не воют сирены, возвещающие о воздушном налете вражеских самолетов и не надо прятаться от бомбежки в траншеи, подвалы, под кровати. Радовались, что можно ходить свободно по улицам и даже петь песни.

Не все ребята возвратились в школу. Кто-то еще не вернулся из эвакуации, кто-то пропал в немецких концлагерях, кто-то погиб под бомбежками и от рук фашистов. Два моих товарища – Коля Тимошенко и Леня Железняк были застрелены немцами. Хорошие были пацаны.

Среди пропавших в концлагерях был мой товарищ – Ваня Кузьменко. Он был из тех нескольких сотен темрючан, кого полицаи отконвоировали в порт и, загнав их в баржи, отправили в Керчь и дальше – вглубь Крыма. Часть темрючан из молодых и крепких парней была отправлена сразу в Германию. Мои друзья Коля Романов и Тимофей Железняк батрачили в Германии у немца помещика. Их освободили американцы и, в числе других узников репатриировали в СССР. По дороге, при остановке в Румынии, Коля потерялся и отстал от поезда. Там он и остался. А Тима Железняк, после пересечения границы СССР, получил десять лет лагерей на Колыме. Только после этого он добрался до своего дома. Получил он по приговору «за измену родине». Вот почему все побывавшие в немецких концлагерях держали язык за зубами, чтобы не попасть под репрессии.

Другая часть темрючан была оставлена в Крыму и распределена немцами на земельные работы в лагерях по побережью: в Казантипе, Феодосии, Евпатории и других местах. Немцы укрепляли побережье, надеясь на долгую задержку. Но под мощными ударами со стороны плацдарма на керченском полуострове и морских десантов в апреле сорок четвертого года весь Крым, в том числе и Севастополь, в первых числах мая были освобождены от захватчиков.

Все мужчины призывного возраста и подростки, выросшие до такого возраста были мобилизованы в Советскую армию. Старики, несовершеннолетние ребята, малолетки оказались безнадзорными. Кабала закончилась. Все быстро ринулись в Керчь на переправу. Переправившись через керченский пролив на косу Чушка, быстро добежали до родного дома.

Многие ребята пошли работать в рыболовецкие бригады, на восстановление разрушенного консервного завода. Пошли, чтобы кормить семью вместо ушедших на войну отцов, чтобы получить рабочую хлебную карточку, по которой выдавалось пятьсот граммов хлеба.

Ученикам, как и  всем иждивенцам, по хлебной карточке полагалось триста граммов хлеба. Карточки были отменены только в декабре сорок седьмого года. Хлеб был ржаной, черный, влажный. Но каким же он нам казался вкусным!

Осенью сорок четвертого года освободились здания уцелевших школ и мы смогли занять свою 63-ю. Классы просторные, проемы окон из-за отсутствия стекол заделаны пол-литровыми баночками, а на стене была классная доска. Столы, сколоченные из грубых досок, стояли в два ряда, и уже всем ученикам можно было за ними поместиться. Парт не было, сидели по-прежнему на стульях, табуретках, скамейках. Но это не влияло на наше желание учиться. Мы были довольны такими удобствами, рады той свободе, которую приобрели после оккупации. Мы помогали восстанавливать свой разрушенный город. Высаживали деревья в парке. После окончания войны бегали на пристань, каждый раз, когда из Краснодара приходил пароход, на котором приплывали демобилизованные наши воины. Каждому хотелось встретить своего отца живым, в том числе и тем, кто получил извещение о его гибели.

Виталий Романов.