30 сентября  еще одна дата – исполняется  55 лет со дня пребывания в станице Ахтанизовской и г. Темрюке Генерального секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева (1957). Начало движения «Превратим Тамань в Советскую Шампань» («Календарь праздничных дней, памятных дат и знаменательных событий Краснодарского края»).  Ветеран Великой Отечественной  войны,  член Союза журналистов России, ветеран журналистики Яков Иванович Снегур в свое время написал об этом событии.

Во все времена года Тамань хороша. Но, пожалуй, в конце сентября она превосходит самою себя и являет чудо природы. Солнце уже не жарит, но греет ласково, сады замирают под тяжестью обильных плодов. Воздух до краев пропитан запахом винограда. Легкий бриз приносит и разбавляет аромат плодов и винограда морским воздухом.

В такой-­то день, а точнее 30 сентября 1957 года, выкатился из Крыма и ехал по таманской земле в сопровождении сумасшедшей кавалькады и охраны первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев. Он в украинской косоворотке. Под белой летней шляпой лысина, покрытая мелким потом.

– Останови, – велит Никита Сергеевич водителю. И вылез грузно из машины, но довольно быстро прошел и уселся прямо на траву в тени туи. Его тотчас же окружили сопровождающие. Откуда ни возьмись, перед Никитой Сергеевичем расстелилась скатерть. На ней появились огромный арбуз, гроздья столового винограда, минеральная вода, водка «Пшеничная» и прочее, и прочее…

– Арбуза поем с удовольствием, – сказал Никита Сергеевич. – Если не больно теплый. Вспоминаю Тамань в Гражданскую войну. Я тогда был батальонным комиссаром. В станице Ахтанизовской стояла наша часть. Ух, и арбузы же были тогда, сладкие, с прохладцей, зубы аж ломило…

Дохнул с моря бриз, туи закачались, а с них прямо на скатерть и за шиворот Никите Сергеевичу посыпались гусеницы.

– Тьфу, гадость, – выругался Первый. – А все потому, что они хорошо плодятся на туях. Так, ведь, называется это дерево?

Ему подтвердили, что так, и похвалили за энциклопедические знания.

– Советую вырубить туи, чтобы не было рассадника этих прожорливых гусениц. Нет, нет. Пить не буду. Вот приедем в Ахтанизовскую…

А в Ахтанизовской давно все сбились с ног. Еще бы!

За день до этого исторического события между секретарем бюро колхозной имени Сталина парторганизации И. Е. Шамраем и председателем колхоза имени Сталина П. А. Суворовым произошел любопытный разговор.

Петр Суворов:

– Ты, Евгений, наш, так сказать, мозг. У тебя вся идеологическая работа в руках. Вот и мозгуй: как выкрутиться? Никита Сергеевич в Гражданскую, говорят, где-­то у нас ночевал. Само собой, хозяйки той давно на свете нет. С другой стороны, Никите Сергеевичу было бы приятно с ней встретиться…

Евгений Шамрай:

 – Елки-­палки! Да вон Куприяниха, она же, ведьма, помнит и своего станичника Гулого, возглавившего неудачный белоказачий мятеж, и приход на Тамань в нашу Ахтанизовскую Красной Армии. Допускаю, что она даже видела Хрущева в бытность его комиссаром. Маловероятно, чтобы Никита Сергеевич запомнил хату, в которой отдыхал больше трех десятков лет назад…

– Вот и раскрутим сценарий. Камышовую крышу срочно перекроем шифером, перенесем шкаф из ленкомнаты, самовар из столовой, радиоприемник, ковер, что у тебя в кабинете. Ничего, ничего, после все вернем. Значит, ковер. Пусть чертова ведьма принарядится, а то ходит, холера, как нищая. Действуй. Я сейчас плотникам прикажу, чтоб забор поставили новый. Черт ее забери, столько в совхозе проработала, а как поставил казак Лобань курень до революции да обнес его тесовым забором, так она до него и рукой не дотрагивалась. Да бог с ней, лишь бы все хорошо закончилось…

И, на удивление станичников, развалившийся было курень бабки Куприянихи как-­то сразу приосанился, сменил сгнившую камышовую шапку на шиферную и теперь смотрел из-­за нового забора на прохожих как купчик – поверх голов.

Куприяниха даже всплакнула на радостях… Ей объяснили, и она охотно поверила, что давным­-давно именно в ее курене останавливался тогда мало кому известный и вовсе еще не знаменитый красный батальонный комиссар.

– Как же, как же, – причитала она, – такой ласковый и обходительный. Поесть любил, родненький…

В редакции районной газеты «Красный Таманец» тоже все были начеку. Решено было послать в Ахтанизовскую бытописать факт посещения мест своей боевой юности Никитой Сергеевичем заместителя редактора Семена Никифоровича Изгарева, чьи байки о его кремлевских встречах с членами Советского правительства буквально завораживали слушателей. Не могу удержаться, чтобы не привести парочку таких баек, придерживаясь его телеграфного стиля: «Москва, год 1934-­й. Стою на часах в коридоре кремлевского Дворца. Вижу, идет Иосиф Виссарионович. Без головного убора. Поравнялся и честь мне отдал….

Я ему: «Иосиф Виссарионович, ну кто же к пустой голове честь отдает?». Он: «Прости, Сема, задумался… Прости, брат». Я: «Ладно, товарищ Сталин, чего уж там, бывает».

 А то еще была история: «Москва. Кремль. Приемная Менжинского. Троцкий и Бухарин играют в шахматы. Сижу на столе. Слежу за игрой. Колька Бухарин наступает. Лева Троцкий просит: «Сема, не подсказывай, Феликсу пожалуюсь, он тебе пропишет ижицу». А вот и он, легок на помине, Дзержинский. Вошел и остановился от удивления: «И тебя, Сема, арестовали?», «Да нет, – отвечаю, – Феликс Эдмундович,  просто вот зашел поболтать с приятелями…».

Таков был Семен Никифорович Изгарев, ныне покойный. Он и поведал нам потрясающий факт, случившийся во время застолья в колхозе имени Сталина в 1957 году.

Старый колхозник Иван Федорович Ковальчук на роскошном белом рушнике преподнес высокому гостю свежеиспеченный каравай с солью. А молодые колхозницы Светлана Тимошенко и другие комсомолки подарили ему цветы.

Потом Никита Сергеевич побывал в горенке у бабки Куприянихи, хозяйку тотчас же узнал, Куприяниха тоже опознала своего давешнего постояльца. Никита Сергеевич обнял старуху, расспросил, как живет: «Хорошо, батенька, живу. Спасибо Советской власти».

Н. С. Хрущев, выступая перед ахтанизовцами, посоветовал им в ближайшие годы догнать и перегнать Соединенные Штаты Америки по производству мяса, молока и масла на душу населения. Тогда же он посоветовал вместо дорогостоящих деревянных кольев на виноградниках применять под углом согнутые железные колья, а в соревновании с французской Шампанью обойти ее и выпускать вина, по качеству превышающие знаменитые французские.

А потом было застолье.

Если верить Семену Никифоровичу, то он оказался за столом напротив Никиты Сергеевича, и когда тот спросил, кто он таков, то, раскрыв огромный откидной блокнот, Семен Никифорович ответил коротко: «Пресса»… И приготовился было вести запись, но у него блокнот вежливо изъяли, посоветовав заняться чрево­угодием вместо бытописания.

За сдвинутыми столами, ломившимися от яств, собралось человек под сто.

Когда разливали водку, Никита Сергеевич вдруг встал и неожиданно захотел выпить за казачество и непременно чокнуться с казаком.

– Ты казак? – спросил Хрущев у Изгарева и потянулся к нему чаркой, то бишь рюмкой.

Семен Никифорович обомлел, похолодел. Он почувствовал себя сукиным сыном, что не является казаком, готов был, по его словам, провалиться сквозь землю и пролепетал лишь, что он­де не казак, что он родом из Саратова.

– Жаль-­жаль, – проговорил Н. С. Хрущев и потянулся рюмкой к другим сотрапезникам. Но казаки не обнаруживались. И председатель колхоза П.А. Суворов не был казаком.

– Как же так, ни одного казака в казачьей станице? – сокрушался Никита Сергеевич. – Куда же они подевались?..

Ох, лукавил Никита Сергеевич, знал он, куда подевались и донские казаки, и кубанские, и таманские, и ахтанизовские… Знал, какая жуткая доля выпала этому сословию. Большая часть его погибла в боях, немало бежало за границу, еще больше репрессировано, раскулачено и угнано на верную гибель в холодные края. Все было отнято и у ахтанизовского казака: и имущество, и воля… Возвратить бы все это сегодня. А?

Яков Снегур.