Мой отец Василий Иосифович Богданов родился в 1910-м году в семье Иосифа Ильича Богданова и Натальи Акимовны Богдановой урождённой Карташовой. Он очень рано научился читать, причём самостоятельно и своеобразным способом. Его родители были людьми неверующими, братья и сёстры были тоже неверующими; одна из сестёр, тётя Тамара, была и вовсе воинствующей атеисткой, она была настроена очень антиклерикально. Верующими были только две его старшие сестры, тётя Зина и тётя Люба. Они были уже взрослыми девушками, когда родился мой отец, и они занимались его воспитанием и попечением над ним. Они рассказывали ему про бога и всякие божественные дела, читали ему Библию; Новый Завет, Ветхий Завет и т. д. и т. п. Благодаря своим старшим сёстрам мой отец стал глубоко и искренне верующим человеком, это была детская вера, наивная и восторженная. Отказался он от этой веры в десять лет (1920г.), а до этого над ним в семье постоянно посмеивались и подшучивали за его богомольность. Особенно нравилось ему чтение Нового Завета, ему не хотелось ждать, когда кто-то ему почитает, хотелось читать самому. Т. к. некоторые места Нового Завета он хорошо знал наизусть, он стал разбираться с буквами, как они произносятся и пишутся. И скоро стал сам читать и писать. Когда отцу исполнилось пять или шесть лет, он упросил родителей отвести его в церковно-приходскую школу. Но там его ждало жестокое разочарование: священник, который был там учителем закона божьего, оказался человеком невежественным и безграмотным, ученики открыто над ним насмехались и издевались, а тот даже не понимал этого. Детская наивная и простодушная вера, конечно, была покороблена этой поповской профанацией, больше туда он не ходил.
В 1917-м году отцу исполнилось семь лет, и он пошёл в начальную школу. Эту школу называли Чурилинской, т. к. она находилась в доме г-на Чурилина. Там было два учителя: Иван Густав, который учил детей читать и писать, и Тимофей Петрович Якуба, учитель закона божьего и пения. Всё обучение закону божьему состояло в пении молитвы перед занятием, и после занятия, в остальное время дети разучивали песни, чаще украинские: «И на цэй бик гора, и на той бик гора», «Дуб на дуба похылывся…», «Ой щож за шум учинывся…», «Коло млыну, коло броду…». Русские: «На горе-то калина, под горою малина…», «Алла, аллагу, слава нам, смерть врагу». Эти и другие песни отец запомнил на всю жизнь, и мог в любое время спеть.
В 1923-м году отец поступил в среднюю школу, бывшее реальное училище, закончил её в 1928-м году. На фотографии выпускников 1928-го года девять портретов учителей. Только трёх учителей отец иногда вспоминал. Вспоминал он Ленского, правда, я не помню по какой причине; может быть совсем не по причине школьного обучения, а из-за каких-то других дел. Александра Николаевича Шмелёва отец вспоминал как подвижника преданного школе, преданного своему делу. Шмелёв был учителем математики и физики, он умел увлечь своей учёбой даже тех учеников, которые совсем не интересовались ни математикой, ни физикой.
Чаще всего отец вспоминал Сергея Францевича Войцеховского. Войцеховский был не столько учителем сколько преподавателем. Он мог преподавать историю, географию, ботанику, зоологию, археологию, геологию, астрономию и т. д. У него был обширный кругозор, и у своих учеников он старался развить такой же интерес к окружающему миру. В своём общении с людьми Войцеховский был благожелателен и необидчив, что очень важно для учителя. Среди учеников всегда есть любители подшучивать над учителями, часто учители на это обижаются, Войцеховский этим не страдал. Свои уроки он часто совмещал с экскурсиями на природу. Как-то он проводил урок географии на грязевом вулкане Миска, рассказывал о вулканах настоящих (огнедышащих) и грязевых. Школьники вышли на северный край кальдеры, там до сих пор видны следы последнего извержения – овраг, по которому вытекала жидкая грязевулканическая брекчия в плавню, и оползневый язык. Пейзаж там открывается замечательный, можно только любоваться: бескрайние плавни, лиманы, а на горизонте Азовское море. И вот школьник Козлов вдруг спрашивает у Войцеховского, правда ли, что тот знает все океаны на земном шаре. Конечно, отвечает учитель, это должен знать любой человек, океанов то всего четыре. Козлов продолжает, а правда ли, что учитель знает все моря на земном шаре. Конечно, отвечает Войцеховский, морей не так-то много, это должен знать каждый образованный человек. Тогда Козлов спрашивает, знает ли учитель все острова на земном шаре. Это невозможно, был ответ, т. к. островов так много, что никак невозможно знать их все. И тут Козлов спрашивает, знает ли Сергей Францевич остров Чумяной. Нет, не знаю, такой был ответ. А где он находится? У нас тут неподалёку, ответил Козлов. В Азовском море островов нет, в Чёрном море я знаю только два острова – Змеиный и Песчаный, а где же Чумяной, спросил Войцеховский. А вот он перед Вами, Козлов показал на остров в западной части Курчанского лимана, с горы он виден как на ладони. Ученики дружно засмеялись. Учитель ничуть не смутился, он сказал, что видел этот остров много раз, но никогда не думал, что такой маленький островок имеет своё название.
Потом, уже в школе, Войцеховский рассказал ученикам, почему остров, на который ему указал Козлов, называется Чумяным. Он нашёл сведения, что на этот остров во время эпидемий чумы, вывозили больных людей, больные там умирали, а тот, кто мог переплыть лиман и выйти на сушу, считался здоровым.
Кроме экскурсий во время учебного года, Войцеховский водил своих учеников прямо-таки в экспедиции во время летних каникул. В такие экспедиции ходили, конечно, только те ученики, которые интересовались этим делом и которых родители отпускали из дома, а летом дома много работы даже для детей. Благодаря этому школьники обошли почти весь Темрюкский район, они знакомились с особенностями растительного мира, животного мира, с миром геологии, археологии, истории. Они ходили по берегу Азовского моря от Темрюка до Чушки, потом обходили Динской залив, потом Таманский (Татарский) залив и приходили в Тамань. Ходили они и по Черноморскому берегу, и по внутренним маршрутам. Они собирали растения для гербария, образцы минералов, палеонтологические и археологические находки, восходили на грязевые вулканы, фиксировали и описывали курганы и древние поселения, посещали раскопки, которые вели у нас ведущие археологи России, слушали лекции учёных археологов и историков. Очень, очень повезло этим детям с таким учителем.
Я смотрю на фотографию выпускников 1928-го года, на их лица с мечтами и надеждами, и понимаю, что все их надежды и мечты перечеркнула война. Многие из них погибли во время войны, кто-то погиб на фронте, кто-то в концлагерях, кого-то казнили немцы, кто-то умер от ран и болезней; мало кто дожил до Дня Победы, ещё меньше кто дожил до преклонных лет.
Во время этих летних экспедиций дети продолжали оставаться детьми со своими шутками, розыгрышами и приключениями. Когда они были на Каменном мысу, произошёл забавный случай. Каменный мыс это очень интересное место. Мыс, выдающийся в Азовское море продолжает возвышенность, имеющую грязевулканическую структуру – антиклиналь мыса Каменный, она обозначена под номером XLVIII в атласе Шнюкова (Грязевые вулканы Керченско-Таманской области. Атлас. Под ред. Е. Ф. Шнюкова. Киев. Наукова думка. 1986). На этой возвышенности был в античное время древнегреческий город Киммерион, поэтому на пляже часто встречаются фрагменты античной керамики, кроме того, там много окаменелостей допотопных животных. И вот все ходили, собирали античную керамику, кстати, там встречается также и средневековая керамика, и современная (XIX – XX века), собирали окаменелости – зубы, позвонки, рёбра и т. п. А в это время наш записной шутник Козлов нашёл где-то влажную глину, на пляже подобрал маленькую рыбку и сделал отпечаток этой рыбки на глине, а этот отпечаток положил на солнце на просушку. Когда глина высохла, она приобрела вид камня, с этим камнем он пришёл к Войцеховскому и сказал, что нашёл этот камень на берегу. Войцеховский похвалил его, сказал, что такая находка украсит любой музей. Тут дети дружно засмеялись: Сергей Францевич! он же сам это сделал! Действительно ты сам это сделал? спросил учитель. Да, ответил Козлов. Тогда пошли, сказал учитель, покажешь мне это место, где ты нашёл эту глину, а то я вроде бы внимательно осматриваю обрывы, смотрю, где какая глина, а эту глину я не заметил. Они нашли эту глину, Войцеховский взял для себя образец, а потом стал рассказывать ученикам, какие виды глины бывают, как они обжигаются: одни красным цветом, другие – чёрным, третьи – белым, как они сушатся: одни сильно растрескиваются, другие меньше, третьи, как эта совсем не растрескиваются. Действительно глины бывают самые разные. На Каменном мысу я как-то нашёл белую глину, чисто белую, как мел, после обжига она стала совершенно чёрной. Под грязевым вулканом Азовское Пекло я как-то нашёл две совершенно необычных глины: голубую, она была ярко синяя, как ультрамарин (синька), и зелёную, она была ярко зелёная, как весенняя трава или чистый изумруд. Под грязевым вулканом Черноморское Пекло я раза два или три встречал белую глину, напоминающую каолин, после обжига она стала похожа на фаянс. В обрыве грязевого вулкана Голубицкий морской, там, где сейчас база «Факел», я находил ещё одну необычную глину – она была кремового цвета и очень пластичная, как сливочное масло.
Сейчас Каменный мыс и окружающая местность входят в территорию ООПТ «Таманская Швейцария», там расположены посёлок Приазовский и патриаршее подворье Свято-Даниловского ставропигиального монастыря. Проявления грязевулканической деятельности на Каменном мысу бывают, хотя и очень редко. Последний раз это случилось в 2011-м году. Местные жители уверяют, что при этом они слышали шум и ощущали дрожание земли. Я был там через два дня после этого события. Большая часть этого мыса, а он был довольно высоким, провалилась и ушла под землю, а из-под земли с восточной стороны выполз огромный пласт грязевулканической брекчии, получилось плато следующих размеров: 435 м вдоль берега, 50 м в море и 2,6м высотой. После этого события стало постепенно усыхать радоновое озеро. На Каменном мысу я раньше бывал по несколько раз в год, с весны до осени, и, наблюдая за озером, понял, что озеро не усыхает, на самом деле дно озера поднимается, а вода уходит под землю, потом посередине озера образовался остров, и озеро стало пересыхать катастрофически быстро.
Это озеро всегда было достопримечательностью здешней округи, пейзаж напоминал виды из книги К. Дойла «Затерянный мир». А поскольку это озеро радоновое, многие считали его лечебным. С конца 90-х годов, когда поехали туда кроме отдыхающих ещё и богомольцы, озеро довольно быстро загадили. Небольшая подробность по поводу безопасности или опасности грязевых вулканов и других мест с грязевулканической структурой, во время события 2011-го года сюда приезжали учёные: геологи, палеонтологи, радиологи для исследований и замеров. Результат: уровень радиации на плато – 80 000 бкр/м куб, уровень радиации на озере – 10 000 бкр/м куб. Допустимый уровень у нас в стране – 150 бкр/м куб.
В этих экспедициях Войцеховского школьники занимались не только своими экспедиционными делами, иногда они помогали рыбакам, виноградарям, бахчеводам, пастухам, чабанам и др. За это им давали рыбу, овощи, арбузы, молоко, кормили на своих кухнях, ночевали они в рыбацких бригадах, в полевых станах, в школах, на фермах. Однажды в посёлке Гаркуша они грузили арбузы на катера и баржи и заработали какие-то деньги. На Бугасе они грузили мешки с солью на подводы и тоже что-то заработали. Бугас – это солёное озеро, расположенное между посёлками Артющенко и Весёловка, вплоть до конца 80-х годов там работало предприятие по добыче соли – «Сольпром».
Кроме участия школьников в экскурсиях и в экспедициях, Войцеховский привлекал своих учеников к работам на раскопках, археологических и геологических. Мой отец участвовал в таких раскопках, он рассказывал, как они раскапывали курган в посёлке Светлый Путь Ленина. Там было обнаружено впускное погребение воина. Сергей Францевич предположил, что это древнерусское погребение времён Тмутараканского княжества, т. к. не было оружия и утвари, а тело лежало головой на запад, ногами на восток, т. е. по христианскому обряду. А воин потому, что на нём были боевой шлем и кольчуга. В 50-х годах отец водил меня на этот курган, он выглядел весьма монументально, но его постепенно разрывали, местные жители брали там себе глину для своих хозяйственных нужд. Частично этот курган до сих пор сохранился, он находится на въезде в Светлый Путь со стороны Темрюка слева. Бывал отец и на раскопках на грязевом вулкане Гнилая гора. Там Войцеховский изучал возможность промышленной добычи бора и йода. Была вырыта довольно глубокая шахта, из неё черпали воду и выделяли бор и йод. На раскопках у Войцеховского работали наёмные рабочие, школьники были на подхвате. Борис Иванович Василенко рассказывал мне, что его отец после школы работал у Войцеховского рабочим землекопом. Я не раз расспрашивал людей, которые знали Войцеховского лично или что-то знали о нём и о том времени. Большинство людей относились к нему с уважением и почтением, но были и такие, которые отзывались о Войцеховском с неуважением и даже с пренебрежением, называли его «полячишкой», «выдвиженцем», «самовыдвиженцем», что неудивительно: не всем же дано свободно мыслить, какая-то часть людей составляет ту самую пушкинскую «тупую, бессмысленную толпу».
Войцеховского хорошо знали в нашей семье. Мой дед по отцу, Иосиф Ильич Богданов, был кузнецом, он держал известную в Темрюке кузницу, к нему Войцеховский заезжал, чтобы отремонтировать что-либо или отковать. После работы они садились за стол, выпивали, закусывали, обсуждали разные проблемы. Дядя Ваня, Иван Иосифович Богданов, брат отца, вспоминал Войцеховского всегда с уважением, он одобрял деятельность Сергея Францевича, считал его бессребреником. Тётя Тамара, Тамара Иосифовна Богданова в замужестве Мартынова, сестра отца, считала себя патриоткой Темрюка и Тамани и деятельностью Войцеховского прямо-таки восхищалась, говорила, что тот, будучи приезжим, сделал для нас больше, чем многие местные деятели. Тётя Тамара была у нас активисткой, она ходила на всякие общественные собрания, на лекции, участвовала в борьбе с религией и церковью. Вспоминала Войцеховского и моя двоюродная сестра Любовь Дмитриевна Ефимова урождённая Чернокоз, она была такой же активисткой, как и тётя Тамара. Забавно, что у тёти Зины, Зинаиды Иосифовны Богдановой в замужестве Чернокоз, сестры моего отца, женщины верующей и богомольной (в молодости она пешком ходила на богомолье в Киево-Печерскую лавру и в Почаевскую лавру) обе дочери были атеистками. Это случилось, скорее всего, под влиянием её мужа, Дмитрия Ивановича Чернокоза, который был революционером и красным партизаном в гражданскую. Дмитрий Иванович Чернокоз был другом и соратником Спиридона Новицкого, которого тётя Зина называла Спирькой. Любовь Дмитриевна говорила, что слава Войцеховского подвигла её на поступление в Краснодарский педагогический институт на исторический факультет. Она училась у нашего знаменитого учёного археолога Никиты Владимировича Анфимова, работала у него на раскопках, это было уже перед войной.
Также хорошо знали Войцеховского и в семье моей матери, Екатерины Тимофеевны Богдановой урождённой Литвиненко. Моя мать родилась в семье Тимофея Афанасьевича Литвиненко и Прасковьи Ивановны Литвиненко урождённой Волкодав. У родителей моей матери был дом и большое подворье с садом, виноградником и огородом на Ново-Северных Садах напротив Гнилой горы на Прогоне. Сейчас это место называют Широкий Прогон, хотя на самом деле он стал гораздо уже, чем был ещё в 50-х годах. Это было очень интересное место, я там часто бывал у своей бабушки, ходил вниз по Прогону на лиман купаться, на рыбалку, а наверх на Гнилую гору, там тоже было очень интересно. По середине Прогона проходил глубокий овраг, он начинался у дороги, под водопропускной трубой и шёл в сторону лимана. На другой стороне дороги такой самый овраг шёл от Гнилой горы, точнее от Котла, до водопропускной трубы. По этому оврагу брекчия из Котла, а также дождевая вода, а также подпочвенные и грунтовые воды текли вниз, к лиману. В 50-х годах грязевулканическая активность Гнилой горы была довольно высокой, при сильных излияниях брекчии из Котла потоки её шли до конца оврага. Самый большой поток, который я помню, даже вышел из оврага, разлился и засох метров на 150, не доходя до берега лимана. Грязевый вулкан Гнилая гора единственный, который имел кроме своего собственного названия ещё и два названия своих объектов: сальза положительного типа называлась Барыня, а сальза отрицательного типа называлась Котёл. Эти сальзы существовали ещё в XIX веке, вопреки ложному мнению некоторых людей, которые считают, что эти сальзы образовались не так-то давно, после войны.
Моя бабушка была среди темрюкских девочек, которые первыми пошли учиться в Темрюкское женское училище в 1896-м году, потом это училище стало Темрюкской женской гимназией. Закончила она училище с отличием, получила Похвальную грамоту. Эта грамота много лет в красивой рамке висела на стене. В 80-х годах какие-то школьники выпросили грамоту у бабушки под предлогом передачи её в школу или музей. Боюсь, что это были жулики, которые эту грамоту продали какому-нибудь коллекционеру. Благодаря своей хорошей учёбе бабушка хорошо знала русскую литературу, хорошо знала основы христианства – Новый Завет и Ветхий Завет, хорошо знала обряды и ритуалы РПЦ. При этом она была человеком неверующим, как и её муж, и их дети. Бабушка иногда рассказывала о своей учёбе и о своих учителях, она говорила, что учителя водили их на экскурсии по окрестностям Темрюка. Ходили они и на грязевые вулканы и видели на Гнилой горе эти самые Барыню и Котёл.
Мой дедушка был столяром, у него была большая столярная мастерская, он делал окна, двери, кровати, диваны, комоды и п.р. и п. р. К нему тоже заезжал Войцеховский, что-либо отремонтировать или сделать по столярной части. После работы они, естественно, садились за стол, выпивали, закусывали, обсуждали какие-то проблемы. Кроме того, здесь можно было купить еду для рабочих: овощи, фрукты, виноград, молоко, вино. По рассказам бабушки и мамы Войцеховский погиб на Гнилой горе в своей шахте. Он приехал с какими-то людьми, чтобы показать им свои работы на шахте, на перилах шахты он поскользнулся и упал в глубину, а когда его оттуда вытащили, он был уже без признаков жизни. Войцеховского знали дядя Шура, брат моей матери, Александр Тимофеевич Литвиненко и тётя Таиса, сестра матери, Таисия Тимофеевна Литвиненко в замужестве Косенко.
Конечно, все эти мои сведения не могут быть стопроцентно достоверными, прошло столько времени, что уже нет современников тех событий, и всё это приобретает характер легендарности. К примеру, рассказы о происхождении Войцеховского: говорили, что Сергей Францевич происходил из польской семьи, сосланной в Сибирь в XIX-м веке за участие в антиправительственном восстании. После революции, когда царский режим пошёл во многом на попятную, а в знаменитом Манифесте царь признал своих подданных свободными гражданами и обещал даровать им права и свободы, присущие человеку, сосланные поляки смогли покинуть места своей ссылки и переехать на родину или на европейскую часть России. Кстати, царь свои обещания исполнил, насколько я помню, последним актом был царский указ о даровании гражданам России свободы совести, т. е. права свободного выбора любого вероисповедания или права отказа от любого вероисповедания, он был издан осенью 1914-го года.
Осталось сообщить только то, что однажды мне самому лично пришлось соприкоснуться с наследием Войцеховского. В 1981-м году я работал в археологической экспедиции ГМИНВ в Адыгее, в ауле Уляп, мы раскапывали знаменитые ульские курганы, которые раскапывались ещё в XIX-м веке, находки из которых сейчас украшают лучшие музеи мира. Начальником экспедиции был Александр Лесков, известный археолог, ныне покойный, он был хорошим руководителем раскопок. Находок было у нас много, были очень интересные и очень ценные, начиная с эпохи бронзы (Майкопская культура) до времени скифов и меотов. Наши находки находятся сейчас в Государственном Музее Искусств Народов Востока в Москве, они объездили весь мир, они экспонировались в лучших музеях мира. И вот однажды мы нашли набор предметов, один из которых был каким-то непонятным. Массивный железный предмет, похож на копьё, но не копьё; похож на топор, но не топор; не лопата, не тесло, не понятно что. В музее разберутся, сказал Лесков, там есть специалисты по скифской культуре, они должны знать, что это такое. Через несколько дней начальник экспедиции послал меня в Краснодар с научной запиской в музей (КГИАМЗ), а Краснодарский музей послал меня ещё дальше – в Керчь. Естественно, по дороге из Краснодара в Керчь я заехал домой в Темрюк. Дома я показал отцу экспедиционные фотографии, в том числе и фотографию непонятного предмета. Отец стал смеяться, что же у вас там за археологи, которые не знают элементарных вещей, это же сельскохозяйственное орудие труда скифов пахарей. Я спросил, откуда он это знает. И тогда отец рассказал мне такую историю. Как-то раз к ним заехал Сергей Францевич, а в это время Иосиф Ильич работал в кузнице, он для кого-то ковал секачи и прилаживал к ним держаки. Когда Войцеховский это увидел, он воскликнул – это же Скифия, натуральная Скифия. Оказывается, точно такие же орудия труда делали две с половиной тысячи лет назад скифские кузнецы. Дело в том, что почвы и климат Тамани и Крыма очень подходят для выращивания пшеницы, и если соблюдать агротехнику, то пшеница растёт быстро, густо, высоко и не даёт расти сорнякам. Только один сорняк способен пробиваться через пшеницу и зарастать на поле – татарник колючий (будяк, чертополох) Onopordum Acanthium. Боролись хлеборобы с этим сорняком как раз при помощи этих самых секачей. Когда татарник вырастал выше пшеницы и зацветал, его красивые цветы были видны издалёка и люди ходили по полю, рубили секачом это растение под корень, чтобы оно не успело дать семена, и таким образом выводили его с поля. Как это делали при скифах, так это делали и при Советской власти. Кстати, когда я спросил сотрудников Керченского музея, знаком ли им этот предмет, они сказали, что иногда такие секачи находят и в Крыму. И ничего удивительного в этом нет. Два примера.
Ножницы для стрижки овец античного времени точно такие же, какими у нас стригли овец до 70-х годов, когда появилось электричество и электрические стригальные машинки. В кузницах на отделениях винсовхозов кузнецы ковали ножи для срезки виноградных гроздей точно так же, как и античные кузнецы.
Остаётся только сожалеть, что память о Войцеховском уходит, а его наследие в Темрюке никому не известно. А ведь Войцеховский как минимум две книжки написал и издал ещё тогда, при Советской власти, т. е. до 1929-го года. Его книжку по археологии до сих пор помещают в библиографию серьёзных научных трудов. Эти книжки есть в нашем музее, давно можно было их оцифровать и издать, или, по крайней мере, сделать репринтное издание. Это позор, что до сих пор замалчивается это замечательное явление нашей культуры.
Автор: Михаил Богданов, краевед.
