«С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма», – писал он брату Льву из Кишинева, вспоминая недавнее свое пребывание на Кавказе. Поэт знал летописные сказания о древнерусском княжестве, о тмутараканском князе Мстиславе, который, выиграв поединок с касожским (адыгским) князем Редедей с молитвой Пресвятой Богородице на устах, воздвиг в ее честь церковь в станице Тамани. Отклик Пушкина на это историческое событие находим в заключительной части его поэмы «Кавказский пленник»: «Богиня песен и рассказа, Воспоминания полна, Быть может, повторит она Преданья грозного Кавказа, Расскажет повесть дальних стран, Мстислава древний поединок…».
Не все знают, что Пушкин задумывал целое былинное произведение, которое должно было быть написано в духе знаменитой поэмы «Руслан и Людмила» и раскрывало бы образы главных героев: тмутараканского князя Мстислава, Владимира Киевского, богатырей Ильи Муромца и Добрыни, касожской царевны и ее матери, языческих богов, свергнутых после крещения. Так выглядят наброски второй части поэмы «Мстислав»: «Илья хочет представить сына Владимиру – вместе едут – Царевна косогов влюбляется в Мстислава – ее мать, волшебница, старается заманить Мстислава, Мстислав упорствует ее прелестям – она в сражении его увлекает под видом косога, убившего его друга – превращается вновь – Мстислав на острове наслаждений – гонец приезжает к его дружине, не застает его – Владимир в отчаянии – царевна жалуется своей матери, та обещает соединить ее с Мстиславом – Илия в молодости обрюхатил царевну татарскую – она вышла замуж, объявила сыну, сын едет отыскивать отца». К сожалению, былинное произведение так и не было написано. Но русский классик все-таки увековечил в стихах увиденную им излучину двух морей. «У лукоморья дуб зеленый — Златая цепь на дубе том — И днем, и ночью кот ученый — Все ходит по цепи кругом…» – так он описал таманское лукоморье.
Здесь всякий ложится спать с оружием
Путешествуя с семьей генерала Н. Н. Раевского по Кубани, Пушкин не оставил подробных дневниковых записей об их вояже по Таманскому почтовому тракту. Но сохранились «Путевые записки» литератора Г. В. Геракова, вслед за которым (и его же маршрутом) передвигались экипажи Раевского в сопровождении отряда казаков с заряженной пушкой. Надо думать, что, путешествуя по почтовой дороге в августе 1820 года, ссыльный поэт Пушкин увидел Тамань именно такой, какой она предстала в описаниях его современника Геракова.
На южной границе Российской империи в это время было неспокойно. Только водная гладь реки Кубани отделяла жителей черноморских станиц от воинствующих черкесов, расположившихся на левом ее берегу. «Здесь, как и на Тереке, не надобно дремать, и всякий ложится спать с оружием у изголовья», – писал Гераков. В целях безопасности к проезжающим по Таманскому почтовому тракту приставляли охрану из нескольких десятков вооруженных казаков. Об этих казаках Пушкин потом напишет в письме брату: «Видел я берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовые драться; в вечной предосторожности!». Следуя этой предосторожности, черноморцы расширили почтовую дорогу: выжгли камыш по обе ее стороны, но местами он стоял стеной, достигая в высоту более шести метров.
«Потчуют, и денег не берут»
Летом 1820 года выдалась невиданная засуха. И хотя станичные поля стояли еще зелеными, но обычной травы в человеческий рост было не встретить, а местные жители, и еще больше приезжие, изнывали от жары и назойливых насекомых. Г. В. Гераков выехал из Екатеринодара утром 11 августа, вечером того же дня заночевал в станице Ивановской, а на следующий день проездом посетил Темрюк – по тем временам большую станицу, состоящую из 90 домов. «Здесь, в Темрюке, остановились у есаула: жена его – в платочке, мастерски повязанном, в козацких сапожках – весьма и даже занимательно мила. – писал он. – Везде мы испытали угощение древних патриархальных времен: потчуют и упрашивают взять в дорогу хлеба, вина, плодов, насильно даже кладут в экипажи – и денег не берут!».
А жаркое съели собаки…
Вечером 12 августа экипаж Геракова прибыл в станицу Тамань, где приезжим отвели под ночлег «квартиру козацкого офицера на лучшей улице». Правда, напротив располагался «жидовский питейный дом», посетители которого всю ночь «шумели и не успокоились» к утру, мешая спокойному пребыванию жильцов. О Тамани Гераков сообщал, что «жителей здесь не более двухсот и весьма мало съестных припасов». С сожалением он упоминал о несостоявшемся пире. В камышах казаки подстрелили молодых лебедей и подарили их гостям. Проголодавшиеся приезжие приказали зажарить для них четырех птиц, но ночью таманские собаки залезли в печь и украли жаркое. В Тамани Геракова и его попутчиков застал дождь, обильно пролившийся после двухмесячной засухи. Вместе с ними пережидали непогоду и Раевские с Пушкиным, остановившиеся в крепости Фанагория. До сих пор пушкиноведы спорят, когда же Пушкин приехал в Тамань – 12, 13 или 14 августа? Но известно, что отбыли путешественники из заштатного городка 15 августа, переправившись на крымский берег после того, как в 8 часов утра того дня «погода стихла». Сначала Гераков с компанией, а вслед за ним Александр Пушкин с семьей генерала Раевского. Всего несколько дней пробыл русский классик на таманской земле, но проникся древнейшей ее историей и упрочил ее славу своим присутствием.
Елена Чуприна
