Обновлённое издание книги снабжено множеством дополнительных материалов, интересных архивных находок и уникальных иллюстраций. В преддверии выхода этой работы предлагаем нашим читателям фрагмент из вступительной статьи Валентины Малаховой, посвящённой рассказу о том, как Лермонтов оказался в Тамани. Ещё одним поводом
к публикации стал день рождения поэта, отмечаемый 15 октября.
Вечером 26 сентября 1837 года перекладная тележка остановилась у ворот кордегардии – единственного каменного здания, расположенного на южном въезде в Тамань. Дальнейший путь преграждал деревянный шлагбаум, закрываемый на ночь. Резкий окрик ямщика разбудил часового, и тот нехотя поплёлся смотреть, кто пожаловал в столь поздний час.
В тележке сидел странного вида офицер: его непропорционально большая голова была будто бы приставлена к небольшому, но плотно сбитому телу. Клок седых волос на чёрной, как смоль, шевелюре испугал казака. Тот даже отпрянул. Блеск фонаря высветил огромные карие глаза, что буравчиком сверлили караульного.
«И кого это принесла нелёгкая?» – подумал он, а вслух объявил, что сейчас покличет урядника. В связи с ожидавшимся визитом царя начальство приказало с пристрастием досматривать всех въезжающих.
Минут десять никого не было. Теряя терпение, путешественник вышел из повозки и стал прохаживаться вдоль заграждения. Он много дней трясся в пути и уже изнывал от усталости. Впереди ещё поиск ночлега в незнакомом городишке, а его задерживают формальности.
Наконец вдали послышались голоса. Должностные лица вышли из караульной и направились к перекладной тележке. Вслед за ними семенил испуганный казак-часовой. Незнакомец вызвал у него подозрение, о чём он и доложил начальству, сгущая краски. Урядник подошёл к стоящему у шлагбаума человеку, снова посветил в лицо и недовольно спросил:
– Кто вы и куда следуете в столь поздний час?
Путник протянул документы и представился:
– Прапорщик Лермонтов, Нижегородский драгунский полк. Направляюсь в Геленджик, в действующий отряд генерал-лейтенанта Вельяминова. Но прежде мне нужно найти ночлег…
* * *
Кто бы мог подумать, что судьба занесёт его в такую дыру на краю земли – на Таманский полуостров, именуемый древними греками Аидом. Именно сюда, в царство мёртвых, волшебница Цирцея отправила Одиссея, чтобы среди теней тот разыскал Тиресия и услышал его пророчество. Вход в Аид охранял свирепый надсмотрщик – трёхглавый пес Цербер. «Таманский Цербер» в виде трёх должностных лиц не стал пытать долгими расспросами ночного гостя и пропустил.
Эта странная одиссея началась для Лермонтова совершенно неожиданно. В январе 1837 года, когда слухи о смертельной ране Пушкина начали циркулировать по Петербургу, корнет лейб-гвардии Гусарского полка не смог остаться в стороне:
Погиб поэт! – невольник чести –
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Пятьдесят шесть строчек «Смерти поэта» переписывались в десятках экземпляров, выучивались наизусть и даже переправлялись за границу. Стихотворение сделало безвестного гусарского поручика всероссийской знаменитостью. Слава о новом поэте, подхватившем упавшую лиру Пушкина, распространялась, как пожар.
Однокашник поэта Владимир Бурнашев вспоминал, что когда бабушка Лермонтова Елизавета Алексеевна Арсеньева «узнала об этих стихах, то старалась всеми силами, нельзя ли как-нибудь, словно фальшивые ассигнации, исхитить их из обращения в публике; но это было решительно невозможно».
Сразу после появления лермонтовского стихотворения по столице начали циркулировать стихи в поддержку молодого поэта. Их автором был воспитанник Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Павел Гвоздев. В своих строках он пылко выражал настроения передовой части молодёжи.
Зачем порыв свой благородный
Ты им излил, младой поэт?
Взгляни, как этот мир холодный
Корою льдяною одет!
Напрасно звук души печальной,
Как эхо порванной струны,
Раздался в песне погребальной…
О нет, поэт, твоей страны!
Сердца покрыты зимней вьюгой,
Их чувства холодны, как лед,
Их души мертвые в кольчуге,
Им недоступен твой полет!..
Лермонтова арестовали, провели обыск, но ничего предосудительного в его бумагах не обнаружили. После того как Николай I
удостоверился, что распространение стихов «Смерть поэта» не было результатом антиправительственного заговора, царь принял решение удалить из бурлящего сплетнями Петербурга того, кто мозолил глаза обиженным придворным.
Военный министр граф А. И. Чернышев сообщил шефу жандармов Бенкендорфу «высочайшее повеление о Лермонтове: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: Л.-Гв Гусарского полка Корнета Лермантова за сочинение известных Вашему Сиятельству стихов перевесть тем же чином в Нижегородский Драгунский полк».
В советском лермонтоведении определение «ссылка на Кавказ» было заимствовано из свидетельств современников: некоторые из них, в основном далёкие от армейской службы, назвали царскую опалу ссылкой. Современные специалисты склонны критически оценивать эту формулировку…
Сам Лермонтов относился к своему переводу из привилегированной гвардии в армию без особого трагизма. В прощальном письме к другу Святославу Раевскому он признается: «Прощай, мой друг.
Я буду к тебе писать про страну чудес – восток. Меня утешают слова Наполеона: Великие имена создаются на Востоке». Лермонтов ехал на Кавказ за литературной славой, за подвигами во имя муз.
Единственным человеком, который воспринял перевод в армию трагически, была бабушка поэта. Когда Лермонтов служил в Царском селе, что называется, у неё под боком, поводов для тревоги за его жизнь не было. Но в свете новых обстоятельств…
Елизавета Алексеевна знала горячий нрав своего внука и потому всерьёз опасалась, что Мишенька вряд ли будет спокойно отсиживаться на Кавказе, где так или иначе боевые операции всё-таки происходили. Арсеньева не могла допустить, чтобы единственный внук, свет её очей и утешение её одиночества, оказался активным участником военных действий и подвергал свою жизнь опасности. Она писала слёзные письма к приближённым монарха с просьбой о снисхождении, но получить прощение сразу было невозможно. И, раз уж поездки в опасный край нельзя было избежать, Елизавета Алексеевна решила с помощью своих именитых родственников воздействовать на высокопоставленных кавказских генералов, в распоряжение которых поступал её любимый внук.
Пасмурным и снежным утром 19 марта 1837 года, отправляя Мишеньку из Петербурга на Кавказ, она снабдила его несколькими важными письмами. В этих недошедших до нас посланиях наверняка были просьбы помочь внуку получить царское прощение. Родственник Лермонтова, генерал Павел Иванович Петров – начальник штаба Кавказской линии, нашёл решение! Так, в маршруте опального поэта появилась Тамань…
